|
Несмотря на «смуту», связи Кабарды с Россией не прервались. Основная масса кабардинских владетелей сохранила дружеские отношения с Москвой. В декабре 1605 г. в Москве побывал кабардинский князь Сунчалей Янглычевич. Лжедмитрий I принял его и дал «жалование». В 1609 г. посол старшего кабардинского князя Шолоха Тапсарукова Кардан Индароков пытался проехать в Москву, но попал туда лишь в 1614 г. после занятия престола Михаилом Романовичем [98]. В 1608 г. в Терский город дали аманатов известные кабардинские князья Шолох, Казый, Айтек, Янсох, Идар [99]. В 1613 г. в Астрахани обосновался сторонник уже погибшего тогда Лжедмитрия II атаман А. И. Заруцкий. Он попытался поднять казаков и «кабардинских князей и черкес итти на Русь войною», а также захватить Терский город и расправиться со сторонниками М. Романова. В этот период большую поддержку терским воеводам оказывал князь Сунчалей Янглычевич [100], который вместе с воеводой П. Головиным сформировал отряд из терских казаков, кабардинцев и окочан и отправил в Астрахань, где они храбро сражались против Заруцкого [101]. Благодаря активной посреднической деятельности Сунчалея в Терском городе большая часть феодальных владетелей Кабарды и Дагестана присягнула на верность новому русскому правительству. В Кабарде, например, приняли присягу на верность России старший кабардинский князь Шолох Таусултанов, князья Гиляхстановы (Клехстановы), Алдаровы (Айдаровы) и Казый Пшеапшоков. Эти заслуги были высоко оценены русским правительством. В 1615 г. царь Михаил Федорович выдал жалованную грамоту и назначил Сунчалея над всеми слободами, расположенными под Терским городом. Он получил право правления над ними, а также суда и военного предводительства [102]. Е. Н. Кушева считает, что такого рода жалованными грамотами рядом с воеводами и подчиненными ему русскими людьми на Тереке создавалось «особое вассальное княжество, несколько напоминающее владения касимовских царей» [103]. Документы показывают, что в дальнейшем оно переходило по прямой линии потомкам Сунчалея Янглычевича – его старшему сыну Шолоху, умершему бездетным; второму сыну Муцалу, затем Касбулату Муцаловичу, впоследствии их близкому родственнику Салтан-беку Канбулатовичу. Со смертью последнего в начале XVIII в. своеобразное вассальное княжество прекратило свое существование. Огромное количество документальных материалов показывает, что на протяжении всего XVII в. Сунчалевичи оказывали большое влияние на терских воевод, по отношению к которым держались независимо. Они выступали посредниками в переговорах терских воевод с различными северокавказскими владельцами. В условиях не прекращавшихся межфеодальных войн, когда враждующие группировки обращались к терской администрации за поддержкой ратными людьми «с вогненным боем», часто от протекции Сунчалевичей зависело решение вопроса. Сохранявшееся в течение XVII в. влияние Москвы в Кабарде и на северокавказском пути давало большое преимущество России во взаимоотношениях с Турцией, Крымом и Ираном. За счет этого значительно облегчалось решение восточного вопроса русским правительством. В первой половине XVII в. турецко-персидские войны продолжались, и шли они с перевесом Ирана. Шах Аббас постепенно вытеснил османов в первые десятилетия XVII в. из Восточной Грузии, Азербайджана и Дербента. Он первым из иранских правителей предпринял попытку захвата Дарьяльского прохода и завоевания «многих кабардинских мест, которые подошли к Иверской земле близко» [104]. Шахские войска намеревались пройти через земли князей Алкасовых и Айтековых. Малокабардинский князь Мудар Алкасов, чьи владения располагались при выходе из Дарьяльского ущелья, вступил в вассально-подданические отношения с шахом. Вероятно, он рассчитывал на иранскую помощь в борьбе с другими кабардинскими феодалами. Он ездил в 1614–1615 гг. в «Кызылбаши», вернулся оттуда «с шаховыми людьми» и начал укреплять свои кабаки «надолобами», чтобы «перенять грузинскую дорогу», «а шахаббасовым бы людям тою дорогою ездити было бесстрашно» [105]. Напротив, князья Айтек и Шолох удалились в горы к князю Казыю. Несмотря на предпринятые усилия, шахские войска не смогли выйти на северокавказскую плоскость – «и шах на Кабарду не нашел дороги». В ходе ирано-турецких войн в XVII столетии, как и в предыдущую эпоху, северокавказский путь оставался важнейшим для прохождения крымских войск. В сообщении терского воеводы весной 1615 г. говорится о том, что «турский царь» собрал «ратных турских и крымских многих людей» и хочет идти на шаха Аббаса: «а итти-де турскому царю из Азова подом на Бесланей, а от Бесланей на Кабарду, а ис Кабарды Османовскою старою дорогою подле гор мимо Горячего колодезя через Суншу, а от Сунши мима Тарков, а от тарков на шахаббасов на город... на Дербень» [106]. В Кабарду различным владельцам были направлены султанские грамоты и жалование. Но кроме Казыя Пшеапшокова, никто не выразил согласия на поддержку «турского» [107]. В сложившихся условиях основная масса кабардинской знати и их подвластного населения оставалась в «русском подданстве»: «и ныне-де у кабардинских князей и мурз и у черкас положено на том: как Крымский царь и царевичи пойдут на шах Аббаса мимо их Кабардинскую землю и захочет их имати с собою или под свою руку захочет их приводити, и им-де с ним не хаживати и под его рукою не бывати, а бежати ... хотят от него все в горы...» [108]. Ни один из предполагавшихся в 1606-м, 1608-м, 1616-м, 1629-м и 1637 гг. походов крымских войск в Закавказье северокавказским путем не состоялся сухопутным путем. Каждый раз турецкое правительство перевозило крымцев морским путем в Синоп. И главными факторами того, что крымские войска не могли пользоваться северокавказским путем, являлось наличие сильного гарнизона Терского города и союзнические отношения Кабарды и части северокавказских владельцев с Россией. Московское правительство предпринимало шаги к возобновлению прежних дружеских отношений с Большой Ногайской Ордой. В этих делах определенное место отводилось Кабарде. В 1613 г. орда во главе с князем Иштереком кочевала в «Черкасских горах» и была разбита кабардинцами, и ногайцы были вынуждены отойти в степные кочевья между Тереком и Астраханью. Отправленный к Иштереку послом Иван Кондырев считал, что ногайцев «посылками и жалованьем» «не удобрить». На его взгляд, их необходимо «войною смирить», для чего направить горских черкес и донских казаков, которые «втопчут их в море» [109]. К 1619 г. на Северном Кавказе складывается антиногайская коалиция горцев, чьи хозяйственные интересы нарушались вследствие занятия ногайцами притеречных степей. Многие известные кабардинские князья, как Алегука Шогенуков, приводивший в 1616 г. крымцев в Кабарду, а также Мудар Алкасов и Айтек Ахлов (чьи владения находились в Дарьяльском ущелье) просили русской помощи. Кабардинцы обратились за помощью даже к западно-адыгским народностям [110]. В последующем (1619–1620) Большая Ногайская Орда распалась в ходе междоусобиц, значительно ослабла и вынуждена была примириться с Россией и перекочевать из Предкавказья в Поволжье [111]. В XVII в. произошло условное разделение Кабарды на Большую и Малую, что еще больше обособило политически различные феодальные владения. По-прежнему, в Большой Кабарде наибольшее влияние имели княжеские дома Идаровых и Кайтукиных, а в Малой Кабарде – Гиляхстановых и Таусултановых. По сравнению с XVI в., когда крупные феодальные фамилии в междоусобной борьбе выступали сплоченно, теперь наблюдается тенденция раскола феодальных семей одного княжеского рода. С 20-х по 60-е гг. XVII в. в Большой Кабарде лидирующее положение занимали князья, двоюродные братья Алегука Шогенуков и Хотокшуко Казиев. Они возглавили группу родственных феодалов после долгих лет ожесточенной борьбы с близким им потомством Асламбека и Ясоха Кайтукиных, в прошлом старших князей Кабарды. Б. М. Моков, специально исследовавший историю междоусобной борьбы в Кабарде XVII в. считает, что разделение Кабарды на Большую и Малую, фактическое прекращение выборов старшего князя для всей Кабарды, появление новых влиятельных княжеских фамилий и потеря впоследствии своего положения другими,– все это, естественно, оказывало влияние на образование феодальных группировок, их взаимоотношения и различную внешнеполитическую ориентацию, что проходит красной нитью через все столетие, на фоне которого развивались кабардино-русские отношения [112].
Кабардино-русские отношения в XVII в., как и прежде, оформлялись на основе феодальной присяги – шерти. Задача приведения «под царскую руку», т. е. к «подданству», возлагалась Посольским приказом на терских воевод и кабардинских князей пророссийской ориентации – чаще это были Черкасские из рода Идаровых. Присяги закреплялись выдачей «закладов», т. е аманатов (заложников) в Терский город, где они содержались под охраной, получая от казны «корм» и «платье»: «А приведчи их, государь, к шерти, заклад взяли Канбулатова сына Анкячу; а быти ему у нас до осени, осеневати и зимовати в Терском городе Мамстрюку. А Мамстрюк оставил узденя своего лутчего, аталыка Елтэку, а Хотов пришлет сына своего Адаруку» [114]. По количеству наличествующих заложников от Кабарды и других северокавказских владений в аманатских дворах Терского города можно было судить о степени русского влияния в регионе. Российские власти в лице терских воевод стремились в качестве аманатов иметь детей непосредственно дающих присягу владельцев. Часто ее нарушение они видели в том, что князья и мурзы давали в аманаты детей «не от прямых жен и в дядьках с ними присылали холопей, а не родственных людей и не узденей» [115]. Вопросу об аманатах обе стороны – и русская, и северокавказская – придавали очень важное значение. Российское правительство, желая укрепить влияние в Кабарде, стремилось прежде всего обеспечить подданство «старшего», или «верховного» кабардинского князя путем принятия от него не только шертной присяги, но и выдачи ему жалованной грамоты с золотой печатью на «большое княжение». Им также обеспечивались ежегодные посылки денежного и хлебного жалования в размере 100 руб. денег и 50 четей хлеба [116]. С середины XVI по XVII в. Москва традиционно в этих вопросах поддерживала представителей рода Идаровых. Вмешательство русского правительства в важнейший внутриполитический вопрос как выборы «старшего» князя и попытки не «сажать на княжение» без «государева указа» встречали отпор в Кабарде и обостряли еще больше междоусобицы кабардинских княжеских родов. В родословной кабардинских князей и мурз XVII в. (по А. И. Лобанову-Ростовскому) имеются следующие свидетельства – по Идаровичам: «...Мамстрюк князь, княжеством кабардинским пожаловал его государь, а в Кабарде княжества ему не дано было»; «Наршов (Елбузлуков, 1631.– К. Д.) мурза, государь пожаловал ево княжеством, а в Кабарде княжества ему не дано было»; «Куденет-князь (Камбулатович, 1616.– К. Д.) от государя пожалован княжеством Кабардинским, и в Кабарде ему княжества дано было»; «Пшимахо-князь (Камбулатович, 1624.– К. Д.) от государя пожалован, а Кабардинского княжества ему не было»; по Кайтукиным: «... Янсох-князь (Кайтукин, 1602.– К. Д.), княжество дано ему на Москве при царе Федоре Ивановиче Всеа Руси, как был на Москве, а в Кабарде княжества ему не давывали» и т. д. [117]. Попытки России утверждать «старшего», или «верховного» князя в Москве путем выдачи царской грамоты на княжение в Кабарде не привели к ожидаемым результатам и постепенно, со второй половины XVII в. царское правительство отказывается от этой практики. В XVII в. продолжаются острые противоречия между феодальными родами Идаровичей и Казыевичей; с последними часто в союзе выступают и Шолоховы. Терские и астраханские воеводы помогают «ратными людьми» Идаровым. В 1614 г. в Терском городе подтвердили свои отношения с Москвой и принесли присягу царю Михаилу Романову представители ведущих кабардинских княжеских родов: Шолох Тапсаруков, Мудар Алкасов и Айтековы – из Малой Кабарды; Куденет Камбулатович и Нарчов Езбузлуков (Идаровичи); Казый Пшеапшоков (Кайтукины) [118]. Учитывая, что позиция Идаровичей была последовательно прорусской, царское правительство стремилось обеспечить свое влияние в Шолоховой и Казыевой Кабарде. Эти феодальные уделы или находились на большом расстоянии от Терского города, или с указанными фамилиями и тесными отношениями родства или аталычества были связаны крымские ханы. В 1615 г. князь Шолох Тапсаруков в союзе с ногайцами и кумыками ходил походом на Казыя Пшеапшокова. Казый был убит, и через два года его родственники Дадарука и Кулмурза Канукины, «да Казыева дети Шепшуковы с Черкасскими ж с Шолоховыми племянники з Беком да с Сурбеком, с Пыштыными детьми, мирятца, чтобы им быти меж собя в соединенье по-прежнему» [119]. Хроника междоусобной борьбы развивалась стремительно. В 1621 г. «Казыевы дети и племянники, сложась с Шолоховыми племянники с Сугурбеком и со всеми Шолоховыми кабаками» напали на владения князя Куденета Камбулатовича и его братьев и разгромили их кабаки. Конкретная раскладка в противоборствующих лагерях приводила часто к тому, что бывшие враги оказывались в одной группировке. Например, князь Сунчалей Янглычевич вместе с русскими войсками в 1622 г. ходил против Казыевых, Шолоховых, Пыштовых, Ибакиных, у которых воевал «кабаки их и по полем хлеб и сена пожгли» [120]. Царское правительство, поддерживая Идаровых, старалось с их помощью получать периодические подтверждения русского подданства князей Большой Кабарды. Пророссийские князья после указанных походов сообщали, что «... под твою государскую высокую руку в холопство их привели и аманаты на Терек у них взяли».
Уже в первой половине XVII в. Идаровичи, получая неизменно поддержку российского правительства, все же постепенно утрачивают прежние позиции в борьбе за власть и феодальные владения. Они не выступают уже консолидировано. В результате феодальных столкновений их владения и зависимое население значительно сокращаются. В 30-х гг. XVII в. у князя Нарчова Езбузлукова с братьями и детьми оставалось только «7 кабаков, а в них 70 человек узденей»; у наследников Камбулата Идарова, бывшего верховного князя,– «4 кабака небольшие, узденей в них с 30 с 5 человек»; к Будачею Сунчалеевичу перешли кабаки Мамстрюка и Доманука Темрюковичей – кабаков 11, «а людей в них 250 человек с лишком, опричь черних люди добры» [123]. Влияние Казыевых в Большой Кабарде в 30–40-х гг. XVII в. настолько усиливается, что Сунчалеевичи вынуждены были считаться с изменившимися обстоятельствами [124]. Тем более, что кабаки Будачея и Алегуки Сунчалеевичей находились вблизи Казыевой Кабарды. В многочисленных наказах терским воеводам и кабардинским служилым князьям царское правительство проявляло большую заинтересованность в приведении к шерти Казыевой Кабарды. Серьезным фактором, определившим окончательно раскладку политических сил и взаимоотношения близких родственников Сунчалеевичей и Куденетовичей, являлся захват в конце 1630 г. Нарчовым Езбузлуковичем, Кельмаметом и Ильдаром Куденетовичами кабацких узденей, принадлежавших Сунчалеевичам [125]. Все это привело к примирению бывших кровных врагов (Сунчалеевичей и Казыевых) и окончательно рассорило близких родственников. Князь Кельмамет Куденетович жалуется царю Михаилу Федоровичу на Шолоха Сунчалеевича, что у него «дружба и совет с Алегукою да с Хотоужукою и с их братьею, которые издавна вам, государям, недоброхоты... вели мне дать на князь Шолоха оборонь...» [126]. Обращения такого рода во множестве поступают в Посольский приказ в конце 1630 – начале 1640-х гг. [127]. Апеллируют к царской власти и князья Казыевой Кабарды, которые летом 1640 г. в грамоте Алегуки Шогенукова «с родственниками» царю Михаилу Федоровичу высказывают обиды на ущемление их прав в содержании аманатов и даче жалования в сравнении с Идаровичами. Документ показывает, что эта группа кабардинской феодальной знати понимала свое «подданство» России своеобразно, на условиях права «свободного вассалитета», когда в ходе междоусобной борьбы они обращаются к царской власти как высшему «сюзерену» с категоричным требованием «прислать доброго дворянина с своим государевым повелением» для рассмотрения спорных дел, а также указанием, что «мы, холопи ваши государские, а не Канбулатовы сына Кельмаметя да и Нарчововы и не ваших воевод и князей, холопи ваши, государевы» [128]. Князья настаивают на своем независимом положении в решении внутриполитических вопросов, когда право «сильного» традиционно приводит к подчинению остальных: «... у нас искони у отцов наших и у дедов меж нами, черкасы повелось: за сердце друг друга побивают досмерти» [129]. Они в ультимативной форме ставят вопрос перед российской властью об определении ею своей позиции в ходе междоусобной борьбы: «А только вы, государь, учнете их жаловать лутче нас, и мы будем в холопстве мусульманскому государю» [130]. То есть, если царская власть как высший сюзерен и в качестве третейского судьи не разрешит феодальный спор, то князья Казыевой Кабарды оставляют за собой право выбора внешнеполитической ориентации. Полагаем, что противоборствующие кабардинские князья обращались за поддержкой и вовлекали в решение своих проблем высокопоставленных родственников, видных российских сановников – Ивана Борисовича, Якова Куденетовича и Дмитрия Мамстрюковича Черкасских. Косвенным свидетельством такого участия служит уже приведенная грамота 1640 г., в которой Алегуко Шегануков говорит о праве Дмитрия Мамстрюковича решать, кому он хочет передать отцовские кабаки, полученные им в наследство в Кабарде [131]. В ответной грамоте Посольского приказа российская власть указывает на неправомочность передачи решения вопроса о наследовании кабаков Мамстрюка его сыну, так как «князь Дмитрий холоп ... государского повеления, а без ... государского указу кабаков своих отдавать никому не мочно» [132]. В сложившейся конкретной исторической ситуации Россию, заинтересованную в дальнейшем укреплении своего влияния в Кабарде и в регионе в целом, не могла устроить чересчур независимая и ультимативная позиция князей Казыевой Кабарды, и она оказывает по-прежнему поддержку Идаровичам. Вышеуказанное обращение мурз Казыевой Кабарды к Дмитрию Мамстрюковичу могло состояться при посредничестве породнившихся с Алегукой Шогенуковым князя Муцала Сунчалеевича с братьями. После событий конца 1630 – начала 1640-х гг. князья Муцал и Будачей были обвинены Москвой «в воровстве и измене» и подвергнуты опале. Е. Н. Кушева излагает другую версию в изменении отношения российских властей к Сунчалеевичам. Она считает, что влиятельное положение этих князей на Северном Кавказе вызвало к ним в тот период особое внимание со стороны персидских шахов. С разрешения Москвы князь Муцал выдал в 1636 г. за шаха Сефи свою сестру. Но обнаруженная в 1640 г. переписка Муцала с шахом, которую первый старался скрыть, была сочтена за измену и вызвала обширное следственное дело. В ходе него был вскрыт ряд злоупотреблений Сунчалеевичей, что привело к ссылке Муцала и его брата Будачея в Вологду и Галич [133]. Распросные речи в Сыскном приказе Муцала и Будачея Черкасских в апреле 1641 г. позволяют установить еще другое обвинение – им вменялось предупреждение князей Казыевой Кабарды о готовящемся против них походе воеводы Т. Аладьина [134]. Позже, в августе 1642 года, по ходатайству Дмитрия Мамстрюковича Черкасского следствие было прекращено. Муцал и Будачей получили прощение и были отпущены в Кабарду [135]. В конечном итоге, как мы видим, в политическую борьбу различных кабардинских феодальных групп была втянута не только вся Кабарда, феодальные образования Дагестана и Ногайской Орды, но и Крымское ханство и Российское централизованное государство. На стороне Сунчалеевичей выступали Казыевы с Малыми Ногаями. На стороне Куденетовичей оказались терские ратные люди во главе со стрелецким головой Артемием Шишмаревым, малокабардинские князья Мудар Алкасов, Илдар Ибаков с братьями, Большие Ногаи во главе с Салтанашем Аксаковым и Хорошаем Чюбюрмаметевым, кумыцкий Айдемир-шевкал с братьями. Своей кульминации вышеописанное противостояние достигло в июле 1641 г. в ходе кровопролитной битвы на р. Малке («Балк»). Она закончилась крупным поражением Куденетовичей и их союзников. В отписке терского и астраханского воевод С. И. Шаховского и Н. И. Одоевского в Посольский приказ, подробно излагающей ход Малкинской битвы, говорится: «И Кельмамета-де-мурзу Куденетовича Черкасского с товарищи и с ратными людьми, которые были у него под знаменем, Алегукины люди разорвали порознь, и ополчитца им не дали, и притеснили-де, государь, их к крутому и к глубокому яру меж гор к реке к Балку. И тут-де, государь, учинился гневом Божьим на твоих государевых и на кумыцких и на черкасских людей побой. А убили, государь, на том бою начальных людей Айдемир-шавкала кумыцкого да Кельмамета-мурзу Куденетовича Черкасского, да Илдара-мурзу Ибакова, да голову стрелецкого Ортемия Шишмарева и иных многих мелких кумыцких мурз и их людей побили» [136]. В дальнейшем продолжаются острые противоречия между удельными княжествами Шолоховой, Мундаровой и Анзоровой Кабарды, с одной стороны, с другой – Казыевыми и Сунчалеевичами, чьи владения располагались в Большой Кабарде. В отписках терских воевод содержатся сведения о подготовке совместных действий Ибаковыми, Мундаровыми и Куденетовичами с эндерейским мурзой Казаналпом (Дагестан) против мурз Казыевых, Будачея и Муцала Сунчалеевичей. С ними «заодно стояли» Урускан-мурза Янсохов «изстари недруг» Алегуки и Хотождуки, женатый на родной сестре Кельмамета Куденетовича. Столкновения интересов кабардинских феодалов происходили не только в самой Кабарде, но и среди служилых князей и мурз в Терском городе. Малокабардинские князья Гиляхстановы («Келехстановы») в челобитной обвиняли Сунчалеевичей в том, что они «во всех государевых службах и с полков и с уздени нашими выбывают, и многих наших узденей называют своими узденями» [137]. Если в Малкинской битве Илдар Ибаков принимал участие на стороне пророссийской группировки, выступающей против Казыевых, то некоторое время спустя, его брат Кельмамет Ибаков отходит от подданства России и уезжает в Крым. По возвращению оттуда он, «соединачась с Канбулатом-мурзою Черкасским да с Казый-мурзою Мундаровым да с козларом с Созоруком, посылали-де к твоему государеву непослушнику к Ондре-евскому к Казаналпу-мурзе, чтоб он к ним приехал на съезд и, договоряся, шол бы с ним войною на Нарчово-князя Черкасского воевать ево кабаки» [138]. В результате действий Кельмамета Ибакова в 40-х гг. XVII в. Малая Кабарда стала постепенно выходить из-под контроля России и крепить связь с Крымом. Терский воевода М. П. Волынский сообщал летом 1643 г. в Посольский приказ, что «Кельмамет-мурза Ибаков, и шерть брата своего и правду Илдара-мурзы нарушил, учинился тебе, государю, непослушен, и ныне-де отпустил в Крым х крымскаму царю матерь свою Казета. А слышел-де он, Муцал-мурза, что послал он мать свою х крымскому царю просить ратних людей на кабардинских на Алегуку да на Хотоужуку мурз Казыевых и брата ево на Будачеева кабаки Черкасского, чтобы их разорить, и под твою государеву высокую руку в холопство и кабаков их на прежние их кочевные места не отпустить. А князь Куденетовская-де, государь, княгиня Черкасского Бобасупх, ведая то, что той Кельмамет-мурза Ибаков крымскому царю шурин и учинился свой, и тому-де ныне с месяц выдала за него дочь свою Кельмамета-мурзы княж, Куденетова сына Черкасского сестру родную без твоего, государеву указу» [139].
Активизация российской политики в Кабарде вызвала беспокойство Османской Турции и Крымского ханства. Последнее неоднократно угрожало кабардинским князьям и пыталось воспрепятствовать их переселению с Кубани в Пятигорье: «... и будет-де они, Алегука и Хотоужука мурзы, письма его (т. е. крымского хана.– К. Д.) не послушают ... и он-де крымский царь, придет на них с ратными людьми войною и их развоюет» [143]. В 1645 г., после смерти царя Михаила Федоровича, терские воеводы приводили к присяге новому царю Алексею Михайловичу население Терского города, нерусских слобод, а также кабардинских и дагестанских владельцев. С этой миссией в Кабарду прибыли стрелецкие головы Иван Кошкин и Борис Малыгин. В Малой Кабарде присягнули на «подданство» России Шолоховы, Мударовы, Ахловы и Анзоровы; в Большой – Муцал Сунчалеевич с племянниками и феодальная группировка во главе с Алегуко Шогенуковым. Это означало, что новому российскому государю присягнули почти все кабардинские уделы [144]. В рассматриваемый период в войнах, которые приходилось вести России, она получала реальную помощь от Кабарды. Во время Смоленской войны (1632–1634) кабардинские князья со своими дружинами участвовали в походе против Малых Ногаев, откуда крымский хан черпал свои основные силы [145]. В 1645–1646 гг. они вновь вместе с русскими войсками, возглавлявшимися князем С. Р. Пожарским, воевали против крымцев и их союзников – азовских татар. Особо отличился терский отряд князя Муцала Сунчалеевича, который в составе 1200 человек в боях на Дону и под Азовом в силу своих боевых качеств использовался как авангард русской армии. Успехи, достигнутые в ходе совместных действий, позволили сорвать очередной поход крымцев на Россию [146]. По мнению В. Д. Смирнова и А. А. Новосельского, следствием описанных событий стало смещение крымского хана Магмет-Гирея и казнь кафинского Ислам-паши [147]. Вместе с тем, в отличие от служилых князей Черкасских, князья Большой Кабарды часто отказывались от военной поддержки российских интересов на Кавказе. Разногласия возникли в 1645 г. после обращения царского правительства поддержать крымский поход [148]. Аналогичная ситуация возникла и в 1654 г. После решения Переяславской рады и воссоединения Украины с Россией резко изменилась ситуация как в Восточной Европе, так и в Причерноморье. Обострение отношений с Польшей, чьим союзником выступало Крымское ханство, требовало от Москвы решительных действий по укреплению южных рубежей и организации антикрымских действий со стороны Дона и Северного Кавказа. К середине XVII в. Северо-Западный Кавказ по-прежнему имел стратегическое значение для многих государств Восточной Европы: России, Османской Турции и Крымского ханства, Речи Посполитой. На протяжении рассматриваемого периода положение, степень влияния и политика перечисленных стран в Западной Черкесии менялись, как менялась и ориентация западно-адыгских народностей. Эти вопросы во всем их разнообразии и сложности подлежат специальному изучению с привлечением обширного круга источников (русских, восточных, европейских, памятников адыгской устной традиции). Как и в предыдущий период, Османская Турция и Крымское ханство пытались по-прежнему установить свое господство в Западной Черкесии. Для османов и крымцев особенно важным было сохранение влияния на северо-восточном берегу Черного моря и, особенно, на Таманском полуострове, прикрывавшем Азов. Турецкие гарнизоны находились в Анапе, Тамани, Темрюке и крепости Копыл на Кубани. Степень зависимости от османо-крымцев разных западно-адыгских народностей в разное время была неодинаковой: в большей степени это касалось жанэ, живших на Тамани [149]. По отношению к другим эта зависимость была чисто номинальной. Историк XVII в. Гезар-Фенн писал: «Крайний предел черкесов, обитающих в Таманском округе, куда назначаются от высокой державы (т. е. Турции.– К. Д.) судьи, составляют черкесы-жанэ; у них еще действуют постановления шариата. Брать у них невольников не позволительно. А от жанэ вплоть до черкесов Кабарды это места войны: брать у них полонянников позволительно» [150]. Отдельные западно-адыгские народности стремились восстановить отношения с Россией. В августе 1643 г. верховный темиргоевский («кумургейский») князь Мурзабек Канмурзин прислал в Терский город своего младшего брата Базруку, который принес шерть «за всех мурз и узденей и за всех людей Кумургейские землицы» о принятии вновь российского подданства: «... чтоб ... государь их пожаловал, велел приняти под свою государеву высокую руку в холопство по-прежнему, а прежде того под твоею государевою высокою рукою оне в холопстве были и тебе, государю, шертовали и то позадавнело» [151]. Адыги, жившие вблизи турецких крепостей Темрюка и Тамани, обозначались в русских документах как «темрюцкие» и «таманские» черкесы и, в большей степени, они были часто вынуждены принимать участие в военных мероприятиях османов и крымцев. Например, в июле 1647 г. азовский бей Мустафа с азовскими, ногайскими и крымскими татарами и темрюцкими черкесами осаждал Черкасский городок [152]. Особенно много таких упоминаний в «донских» делах, которые кроме военных действий в районе Азова дают картину выполнения «темрюцкими» и «таманскими» черкесами определенных повинностей (предоставление подвод, заготовка дров и т. д.) [153]. Стамбул и Бахчисарай предпринимали неоднократные попытки привлечения населения Западной Черкесии в крупные походы на Польшу, Украину, Россию и Иран. Так, весной 1634 г. султан прислал крымскому хану жалование с распоряжением, чтобы он «с крымскими и горскими людьми, с бесленейцы и с жанцы, с хутунцы, с кумиргейцы был вскоре готов» в поход против Польши [154]. В отдельные конкретные моменты они добивались своих целей. По свидетельству Эвлия Челяби, в 1641 г. по призыву беглербея Кафы Бекир-паши в осаде Азова принимали участие следующие адыгские подразделения: «шегаке, жанэ, мамшуг, такаку, бузудук, болоткай, катукай, бесней» [155]. Такая ситуация, скорее, была исключением, чем обыденным делом. В русских документах имеются многочисленные примеры участия западных адыгов в антикрымских акциях донских казаков [156]. В 1644–1645 гг. наблюдается совпадение турецких и крымских интересов в усиленном спросе на полон, вылившийся в набеги на Россию и Западную Черкесию. Поход нового крымского хана Ислам-Гирея на адыгов произошел в декабре–январе 1643–1645 гг., на русские земли – в декабре 1645 г. «В нонешнем во 153 г. ходил з дворовыми своими людьми в войну на черкасы и в черкасах они ясырю взяли много, а то-де мурзы Караш-мурза с товарищи, ходили на Валуйку по государеву казну и тое казну в Крым к царю привезли здорово, и те-де ево царевы дворовые люди им мурзам того черкесский ясырю не поделили» [157]. В конце 1640-х гг. возник союз между Крымом и запорожскими казаками во главе с Б. Хмельницким, что привело к новой раскладке политических сил в Восточной Европе. В водоворот этих международных событий оказалась вовлечена и определенная часть Западной Черкесии. Крымцы и запорожцы пытаются привлечь черкесов к борьбе с Речью Посполитой. Летом 1648 г. на казацкой раде в Чигирине присутствуют черкесские послы. В реляции П. Ласки, посланца А. Киселя к Б. Хмельницкому, говорится, что «на той же раде были черкесские послы, предлагая прийти к Хмельницкому с 7 тыс. войска, приняты с благодарностью, но как будут отправлены, еще неизвестно» [158]. Но союзнические отношения упомянутых сторон не были реальными из-за постоянных войн крымцев и адыгов. Статейный список Г. Волкова и В. Старкова (русских послов в Крыму, январь–ноябрь 1650 г.) содержит сведения, что «Калга царевич идет на черкас на деревню Бестеней потому: что они учинились непослушны, дани царю и ему не прислали...» [159]. Уже весной и летом 1650 г. крымский хан Ислам-Гирей просит Б. Хмельницкого принять участие в походе крымских татар на черкесов [160]. Согласно существующему между крымцами и запорожцами соглашению, Б. Хмельницкий в июле отправил против черкесов 3 тыс. казаков, которых возглавили сын гетмана и генеральский есаул Д. Лисовций. Они пришли на р. Миус, где, простояв до начала августа, получили известие от хана, что черкесы покорились [161]. Москва внимательно следила за этими событиями. Русские послы в Крыму И. Еляков и Т. Кузьмин должны были в 1651 г., наряду с другими вопросами выяснить: «...и х крымскому запорожских черкас или гетман отпустил на горских черкас... и скольких человек, и хто у них полковники...» [162]. Послы в донесении сообщали о запорожском отряде, не состоявшемся походе на адыгов и давали заключение: «А нынешнего лета у царя и у калги и у нурадына з запорожскими черкасы на Московской государство войны не чаять» [163]. Позже, сам Б. Хмельницкий в специальном письме российскому царю заверял его, что поход 1650 г. не скрывал никаких недоброжелательных намерений против России [164]. Речь Посполитая, в свою очередь, намеревалась использовать черкесов Западного Кавказа в своих политических интересах. В XVII в. имелся определенный опыт политической разведки поляков в регионе. Осенью 1620 г. под видом купцов Черкесию посетили дипломаты Абгарович и Серебкович, которые привезли от «черкесских ханов» некие обещания военной помощи в борьбе с Крымом. Через 4 года польские агенты имеют в Крыму переговоры с находящимися здесь черкесскими сановниками по вопросу военной помощи против Турции. В конце 30-х гг. XVII в. активную деятельность развернул на Северном Кавказе польский агент Шомберг, который погиб в стычке с горцами. В 1640-х гг. в Черкесии находился польский военный инженер Сабастьян Адерс, тщательно изучавший возможности использования местных жителей в войне с Турцией. В период национально-освободительного восстания на Украине, в середине XVII в., когда Хмельницкий пытался использовать военную помощь черкесов, на Северный Кавказ несколько раз посылались польские агенты, литовские татары Минбулатович и Шухманцев с целью парализовать дипломатическую акцию Киева [165]. Польское руководство, поддерживая в XVI–XVII вв. тесные отношения с Крымом, постоянно указывало крымским ханам на опасность для ханства дружбы и союза московского царя с «пятигорскими черкесами» [166]. Польша, испытывающая потребность в высокопрофессиональных военных кадрах, стимулировала военную эмиграцию с Кавказа, особенно с территории адыгов. Широко практиковался институт выезда адыгской аристократии на службу в Польско-Литовское государство. Судя по документам в исследуемый период, здесь хорошо были известны рода князей Пятигорских и Черкесских, а в польско-литовском войске служили отряды конницы – так называемые «пятигорские хоругви». Их заслуги в борьбе с османами, татарами и особенно со шведами были велики. Специалисты считают возможным говорить о влиянии черкесского военного искусства на польское [167]. Многочисленные примеры говорят, что Речь Посполитая всегда пользовалась возможностью политического влияния на адыгские дела и складывавшуюся вокруг Северо-Западного Кавказа международную обстановку. Русско-польская война требовала усиленного производства холодного оружия, для чего Москва обращается к опыту «черкесских», т. е. кабардинских, мастеров панцирного и сабельного дела. В 1660 г. такие мастера уже работали в Астрахани и обучали учеников. В 1661 г. был получен в Астрахани указ о присылке в Москву «черкас пансирного дела самых добрых мастеров да булатного сабельного дела сварщиков самых добрых мастеров» [168]. Россия выступила с обращением к князьям Большой Кабарды и союзным им ногайцам выставить трехтысячную конницу [169]. Последние ответили отказом, сославшись, что сами нуждаются в военной помощи. В Кабарде в это время находились крымские представители, существовала угроза нашествия калмыков, и хан обещал оказать кабардинцам помощь. Князья заявили, что «мы, Алиук (Алегуко.– К. Д.) и Атагожук (Хотокшуко.– К. Д.), по вашей государской милости присягали на Куране на том: что услышим со всех четырех сторон какие вести и умысел на ваше государство или какую недружбу многих татар и нагай и горских черкас, государя и обладателя великого царя крымского и вам, великому государю, какую недружбу и войну уведаем, и нам про то учинить вам, великому государю, ведомо в правду, а не на том, что нам вам, великому государю, людей давать» [170]. В большинстве случаев такая позиция вызывалась отдаленностью Большой Кабарды от Терского города и постоянной реальной угрозой со стороны Крымского ханства и Османской Турции. Наряду с неоднократными нашествиями и принудительными поборами, крымские ханы, в свою очередь, требовали участия кабардинских отрядов в военных действиях крымцев на Украине [171]. В сложившихся условиях российское правительство предпринимает действия по переводу кабардинских населенных пунктов из Пятигорья на Баксан [172]. Астраханский губернатор Григорий Сунчалеевич Черкасский отправил специальное посольство в составе Семена Ищеина, князя Касбулата Муцаловича и его дядьки Бикши Алеева в Большую Кабарду и Малую Ногайскую Орду, где были приняты верховным кабардинским князем Хотокшуко Казиевым. Ответное посольство прибыло в Астрахань в августе 1662 г., где согласилось на условия российского правительства в обмен на защиту от «недругов». Посольство заявило, что все 67 совместно «кочующих» и пребывающих «во одиначестве» кабардинских и ногайских мурз хотят служить русскому государю, просят пожаловать и впредь оберечь их от недругов [173]. В грамоте, подписанной князьями Казиевыми – Хатокшуко, Джамбулатом и Мисостом, а также Темирбулатом Алегуковым, говорится о стремлении их сохранять русское подданство: «...отцы наши и деды наши у великого государя холопи были, и мы потому ж прямые холопи, одного бога знаем другого великого государя» [174]. Привлечение части Малой Ногайской Орды через кабардинских князей к сотрудничеству с Россией, предотвращение ее консолидации с Крымом существенно меняло соотношение сил в регионе и значительно облегчало московскому правительству в обороне своих южных рубежей. Внутриполитическая обстановка в Большой Кабарде в 1660–1670-х гг. оставалась нестабильной. После смерти Алегуко Шогенукова и Хатокшуко Казиева междоусобная борьба привела к разъединению групп родственных феодалов Казыевой Кабарды, которые целое столетие (с середины XVI в. до 1659-х гг.) выступали совместно против Идаровых. Документы свидетельствуют о вражде Мисоста Казиева с сыновьями Алегуки Шогенукова. Противоречия идут еще дальше, в среде самих Казиевых, о чем свидетельствует отказ Мисоста Казиева в 1675 г. дать шерть «за племянников своих, за Бекмурзу з братьями Жанбулатовых детей» [175]. И в дальнейшем политика России на Северном Кавказе осуществлялась традиционными методами, путем систематического приведения феодальных владельцев к шертной присяге на «подданство», за что последние получали жалование и подарки. К началу 70-х гг. XVII в. по таким признакам в российском подданстве, помимо служилых князей Черкасских, состояли известные кабардинские князья: Мисост Казиев, Адильгирей Хотокшоков, Тенгизбей Алегуков, Куцмимурза Хапыков, Бекмурза и Кайтуко Джамбулатовы, Алчагыр Исламов и Клычуко [176]. Обострение русско-турецких отношений в 1670-х гг. из-за Украины привели к необходимости организации целого ряда военных мероприятий против турок и крымцев в 1672–1673, 1674–1676, 1677–1678 и 1679–1689 гг. со стороны Предкавказья и Дона. Самое деятельное участие в них принимали кабардинцы и казаки под руководством Касбулата Муцаловича Черкасского. После смерти отца в 1661 г. князь Касбулат, получив царскую грамоту и княжение над нерусским населением Терского города, продолжил традицию в деле укрепления связей Кабарды и других северокавказских народов с Россией. В Москве высоко оценивали воинский опыт кабардинского полководца и неизменно приглашали в Посольский приказ для обсуждения предполагаемых военных кампаний на южных рубежах государства. В одной из грамот царя Алексея Михайловича по поводу очередного удачного похода Касбулата Муцаловича говорилось: «... а служба твоя и радение у нас, великого государя... никогда забвенны не будут» [177]. Известную поддержку военно-политической деятельности Касбулата Муцаловича Черкасского оказывали астраханский воевода, боярин Григорий Сунчалеевич Черкасский, который приходился ему дядей, а также воевода и боярин Михаил Алегукович Черкасский, который занимал очень высокое место в российской иерархии и был его двоюродным братом. Касбулат Муцалович имел особые заслуги в стабилизации взаимоотношений России с Калмыцким ханством и организации совместной борьбы кабардинцев и калмыков в общей борьбе против Крыма [178]. Во многом этому благоприятствовали его родственные отношения с ханом Аюкой [179].
В 1675 г., усмирив враждебных ему кабардинских феодалов, Касбулат Муцалович выехал в Москву, куда он был вновь вызван. По прибытии князь был принят А. С. Матвеевым, руководителем Посольского приказа. Был выработан план большого похода на Крым силами кабардинских, калмыцких, терских, астраханских и уфимских ратных сил под командованием К. М. Черкасского. Кабардинский князь хорошо знал театр предстоящих военных действий. Он полагал, что над крымцами «чинить промысел» лучше: «1-е – весною, как вода вскроется, а трава еще не вырастет, и в то время бывает в Крыму великая во всем нужда, а им над ними промысел чинить способно; 2-е время – зимою, в декабре месяце, перед Рождеством, когда бывают морозы великие, и топлые места, где перелазить в тепло нельзя, замерзнут, а в Крыму по тому же бывает великая нужда, кони их от стужи зело худы и противитись им будет не на чем» [184]. Правительство обращало внимание, что основная масса крымских сил находится на Украине, многие «отягчаны осадами» в Польше, поэтому в Крыму «большое малолюдство» [185]. Было принято решение использовать удобное стечение обстоятельств. В августе Касбулат Муцалович с отрядом в 800 всадников выступил в направлении Крымского полуострова. По пути он завернул в Запорожскую Сечь, где к отряду присоединились запорожские казаки под предводительством атамана Ивана Серко. 23 сентября объединенные силы кабардинской конницы, калмыков и казаков перешли Гнилое море – Сиваш – и на «заре на крымские улусы были» и громили их. Возвращался отряд через Перекоп, где во время прорыва из Крыма в степь произошел бой: «Три султана крымских с ратными людьми пришли на нас ... и мы бой им дали и их побили» [186]. В конце сентября князь Касбулат Муцалович с «ратными людьми, и с калмыками, и с запорожскими казаками, и с крымских улусов пришли к Запорогам все в целости» [187]. Усиление российских позиций в борьбе за Украину привело к обострению русско-турецких отношений, вылившихся к лету 1677 г. в большую войну. Сводный полк К. М. Черкасского в составе кабардинцев, кумыков и калмыков, в количестве 3800 человек принимал активное участие в сражениях под Харьковом, Чугуевым, Чигириным в передовых частях русской армии [188]. Летом 1679 г. отряды Касбулата Муцаловича вновь на Украине и сражаются с крымцами на реке Береклейке [189]. В ноябре 1679 г. следует новый царский указ «О посылке на Украину кабардинского отряда князя Касбулата Муцаловича Черкасского для охраны переправ через Днепр» [190]. Заслуги К. М. Черкасского перед Россией были исключительно высоки и соответственно оценены царским правительством. За крымский поход ему сшили «ферязь * бархатную с аламами **, а чтобы вышить аламы жемчугом, посылали к иноземцам, и принимала их сама царица Наталья Кирилловна; шили в государственной мастерской...». Одного жемчуга закупили «на 658 рублей на 28 алтын на 2 деньги». В числе подаренных вещей были кафтаны, шапка соболья, особо расписанное оружие, денег 300 рублей, соболей на 200 рублей [191]. Высокие награды и жалование получили многие из узденей (дворян) К. М. Черкасского [192]. В декабре 1678 г. Касбулат Муцалович получил жалованную грамоту от царя Федора Алексеевича [193]. Князь получил право кроме Терского города поставить свой «городок» (видимо, подворье с иммунными правами.– К. Д.) в Астрахани [194], право беспошлинного провоза любых товаров в русские города и самое главное – право сбора в свою пользу таможенных пошлин в Терском городе. Заслуги К. М. Черкасского способствовали в свое время дальнейшему возвышению Михаила Алегуковича Черкасского. В царском указе 1676 г. (после известного крымского похода К. М. Черкасского.– К. Д.) есть положение: «А брата ево стольника князя Михайла Алегуковича сына Черкасского взять с воеводства из Великого Новгорода к Москве и о том и в грамоте великого государя ко князю Касбулату Муцаловичу написать...» [195]. Российское правительство в 1679 г. поручило К. М. Черкасскому вести предварительные переговоры с крымским ханом относительно мирного договора между Россией и Турцией. Его положение в этих дипломатических событиях, по мнению Я. Ахмадова, более соответствовало роли независимого государя, чем главы автономного феодального «лена» в системе Терского города [196]. В начале 1681 г. в Бахчисарае был заключен мирный договор, по условиям которого Турция признала за Россией Левобережную Украину вместе с Киевом. Но этого уже не суждено было увидеть Касбулату Муцаловичу Черкасскому (умер в декабре 1680 г.), сделавшему очень много на военном и дипломатическом поприще в деле окончательного воссоединения Украины с Россией. В послевоенные годы российское правительство сооружает «Новую» (Изюмскую) укрепленную черту, южнее Белгородской, которая прикрывала Слободскую Украину. Тем самым российская граница медленно, но последовательно продвигалась в южном направлении к Северному Кавказу [197]. Как мы видим, кабардино-русские отношения в XVII в. развивались в сложных международных и внутриполитических условиях. Османская Турция и Крымское ханство делали неоднократные попытки, используя внутриполитическое положение Кабарды, оторвать последнюю от союзнических отношений с Россией. Исторические факты свидетельствуют, что эти старания не увенчались успехом и в условиях политической альтернативности Кабарда, в конечном итоге, выбрала союзнические отношения с Москвой. |
Документы конца XVI – начала XVII в. позволяют считать, что феодальные
столкновения между ведущими княжескими родами (например, Идаровичами и
Кайтукиными) происходили в большей степени за право на «старшее княжение»,
когда в нарушение обычая (не «по ряду») отдельные княжеские фамилии пытались
удержать верховную власть и стремились превратить ее в наследственную.
С 30-х гг. XVII в. документы, наряду с борьбой за старшее княжение, постоянно
отмечают борьбу феодальной знати за населенные пункты («кабаки») и подвластное
население, особенно за «лучших кабацких узденей», т. е. дворян, владеющих
землями и зависимым населением. С самого начала становления кабардино-русских
отношений российское правительство столкнулось в Кабарде с ожесточенной
борьбой феодальных группировок. Москва через терских воевод вмешивалась
в нее, часто пользуясь челобитиями кабардинских князей о предоставлении
ратных людей на «недругов». Обещание или реальная военная помощь одним
феодальным группировкам против других являлись действенным инструментом
политики на Северном Кавказе. Е. Н. Кушева считает, что политика Посольского
приказа в вопросе междоусобной борьбы в Кабарде не была устойчивой: в одних
случаях терским воеводам давались наказы поддерживать состоявшиеся примирения
враждующих сторон при условии их «верности», обеспеченной «закладами» (т.е.
выдачей аманатов), в другом – посылались категорические приказания «однолично
промышлять неоплошно», чтобы не дать врагам «помиритца и в соединении быти» [
На складывание феодальных группировок, их неустойчивый характер часто
влияли особенности средневековых традиционных соционормативных институтов
адыгов. Например, наряду с институтом аталыческих связей важное влияние
на эти процессы оказывал институт родственных отношений «благъагъэ». Так,
князья Сунчалеевичи из Идаровых сблизились со своими кровными врагами после
того, как Шолох Сунчалеевич, а после него брат Муцал вступили в брак с
сестрой князя Алегуки Шогенукова. Кабардинское феодальное общество
XVI–XVIII
вв. придавало большое значение институту родственных отношений и в плане
внешнеполитических связей. В конце XVI в. князь Шолох Тапсаруков, разъясняя
своим дворянам невозможность его содействия русскому посольству в Кахетию,
указывал, что он не может отстать «от Крымского и Шевкальского кумыков»,
«а в Крыму-де у меня две дочери и многой мой род и племя; а в Шевкалех
у Кумыках таково же» [
В этих условиях для российского правительства важное значение имела
проблема возвращения Казыевой Кабарды на прежнюю территорию и приведение
ее к шертной присяге. Для достижения этого, выгодно были использованы родственные
отношения Сунчалеевичей с князем Алегуко Шогенуковым. После длительных
переговоров Муцалу Сунчалеевичу удалось договориться о приезде князей Казыевой
Кабарды в Терский город [
Царское правительство поручало руководство главными наступательными
операциями объединенных войск на юге страны в 1670-х гг. Касбулату Муцаловичу
Черкасскому. В июне 1674 г. ему было указано «итти на его, великого государя,
службу с своими узденями и с калмыцкими улусными людьми на крымские улусы
и на Азов» [
| предыдущая | оглавление | следующая |