предыдущая
оглавление
следующая

ВВЕДЕНИЕ

 

В монографии рассматривается важный аспект адыгской истории, которая демонстрирует как зрелость форм территориальной, социальной и политической организации традиционного адыгского мира, так и автономность протекания процессов его социально-политического развития. Применительно к исследуемому периоду адыгской истории хорошо поддается вычленению и самостоятельному анализу сфера политических отношений адыгского общества (как форма его внутренней самоорганизации и способ активной адаптации к внешней социально-политической среде). Выдвижение на первый план в политической истории адыгов проблематики их взаимоотношений с Россией и анализ ее в общем контексте политики Российского государства на Кавказе объективно оправданы с позиций исторической ретроспективы. Все это обусловило то, что предметом монографического исследования стало исторически масштабное явление, развитие которого прослеживается на протяжении почти двух с половиной столетий. Важно, что русско-адыгские отношения XVI–XVIII вв. рассматриваются в работе в их реальной многогранности – как становление и развитие собственно двусторонних отношений; как политическое взаимодействие в контексте сложной системы горизонтальных и вертикальных связей в масштабах региона (по линии Россия – адыги – народы Кавказа и Предкавказья); и наконец, в контексте международных отношений и «кавказской» политики ряда держав (по линии Россия – адыги – Турция и Крым – Сефевидский Иран). 

Цель настоящего исследования состоит в комплексном историческом анализе места и роли русско-адыгского политического сотрудничества в российской политике на Кавказе с середины XVI до последней четверти XVIII в., рассматриваемого через призму установления и развития устойчивых связей России с народами Северного Кавказа, Степного Предкавказья, а также Грузией.

Сложность решения поставленной задачи состоит в том, что взаимоотношения двух основных групп адыгского этнополитического ареала – восточной (Кабарда) и западной (Западная Черкесия) – с рассматриваемыми народами были неравнозначными в силу особенностей их географической локализации и неоднородности геополитической структуры региона в ту эпоху. Эти обстоятельства отразились и на структуре исследования. Для анализа сформулированной выше цели в монографии необходимо было решить следующие задачи:

– определить место адыгского этнополитического ареала на политической карте изучаемого региона и установить характер его взаимосвязей с окружающей этнополитической средой;

– выявить и систематизировать исторические факты и события, отражающие многосторонние политические отношения, в которые была включена Кабарда: ее «горизонтальные» политические связи с другими народами Кавказа и ее политическое взаимодействие «по вертикали» с Российским государством;

– установить внешние и внутренние факторы, определившие для адыгских княжений необходимость выбора внешнеполитической ориентации и их поворот к тесному сотрудничеству с Российским государством;

– осуществить целостный анализ процесса сближения и военно-политического сотрудничества адыгов с Россией с учетом внутренней и внешней политики обеих сторон;

– существенно уточнить понятийный аппарат, применяемый в историографии для оценки характера русско-адыгских отношений исследуемой эпохи («подданство», «сюзеренитет», «вхождение», «присоединение», «военно-политический союз») на основе политико-правового анализа соответствующих источников;

– воссоздать основные этапы взаимовыгодного военно-политического сотрудничества адыгов и Российского государства в борьбе с Крымским ханством;

– выявить масштабы, особенности и значение практики выезда адыгских князей в Москву как характерной формы политического взаимодействия социальных верхов традиционного адыгского общества с Российским государством.

Исследование взаимодействия общественно-политических систем (адыгской и российской) основано на ключевых моментах адыго-русских взаимоотношений с XVI до последней четверти XVIII в., хронологического периода, по отношению к которому историческая память адыгского социума несет чрезвычайно глубокий и устойчивый пласт позитивного восприятия и отношения к России.

Опыт европейской исторической науки, в частности «Новой исторической школы», говорит о чрезвычайной ценности в методологическом плане использования и оперирования категориями «множественности времен», или «длительных хронологических единиц». Очевидно, чем шире временные границы, в которых рассматривается то или иное крупномасштабное явление, как проблема складывания Российского многонационального государства, в рамках которого на широком геополитическом фоне исследуются российско-кавказские взаимоотношения, тем больше шансов обнаружить в его развитии некие закономерности и факторы системного характера. Выявить комплекс причин и факторов, в результате которых тот или иной народ становился частью Российского государства, осмыслить и постигнуть все плюсы и минусы этого явления, можно только рассмотрев длительный период пребывания какого-либо народа в составе России.

Таким образом, хронологические рамки монографической работы обусловлены: начальная грань – складыванием прорусской ориентации среди части адыгской феодальной знати и представляемыми ими адыгскими «аристократическими» народностями (жанеевцы, бесланеевцы, кабардинцы и др.), заключением в 1557 г. договора между Кабардой и Россией о «покровительстве», опираясь на который последняя постепенно укрепляется в бассейне реки Терек; конечная грань – Кючук-Кайнарджийским договором 1774 г., по которому Российская и Османская империи разделили Кавказ на сферы влияния и признали Кабарду за Россией. Временной срез, в рамках которого рассматривается проблема, является важнейшим периодом не только в истории взаимоотношений адыгов с Россией, но также и с другими народами Кавказа. Только в последующем, с конца XVIII в., эти отношения начинают деформироваться колониальной политикой царизма.

Методологической основой монографии являются прежде всего общепринятые принципы научного историзма. Они предполагают, что суждения, оценки и выводы, содержащиеся в исследовании, должны строиться только на основе исторических источников, несущих информацию об изучаемой эпохе. Необходимо отметить как существенную черту историзма как принципа исторического исследования «принцип осторожной оценки эпохи по ее внутренним законам, а не категориям другого века» [1]

Неотъемлемой частью научно-исторического подхода является принцип системного рассмотрения. Применительно к данной работе это предполагает изучение основных явлений и фактов одновременно и в системе международных отношений с участием ведущих держав того времени и в системе региональных этнополитических отношений, и в системе отношений Российского государства с народами Кавказа. Наконец, нельзя упускать из виду процессы развития и видоизменения изучаемых явлений на протяжении рассматриваемого периода. 

Научный историзм не исключает плюрализма исторических интерпретаций, каждая из которых должна базироваться на данных источников. Неисчерпаемость взаимосвязей исторических явлений, альтернативность, присутствующая в историческом процессе, делают невозможным всестороннее объяснение их в рамках одного исследования и исключают любые претензии на научную монополию [2].

Для данного исследования сохраняют свою продуктивность основные элементы формационного анализа. Дело в том, что Россия, адыги и другие народы Кавказа в XVI–XVIII вв. выступали во взаимных отношениях (речь идет о народах Северного Кавказа и Степного Предкавказья) не столько в качестве государственно-политических единиц, а в качестве «сложных социальных субъектов» политического взаимодействия. Формационные характеристики отдельных этнополитических единиц в рамках адыгского мира (различный уровень феодализации) во многом объясняют характер их внешнеполитической активности. Кроме того, без учета внутренних социально-политических явлений, присущих феодальному обществу (междоусобная борьба), нельзя объяснить характер внешнеполитической ориентации данного общества. Наконец, нельзя сбрасывать со счетов «классовый» фактор в политике того времени, который ярко символизируется особой ролью адыгской феодальной аристократии в исследуемых исторических процессах.  В условиях современного переходного периода, когда в отечественной науке, прежде всего в обществоведении, идет смена парадигм социального знания, для автора монографии важнейшее значение имеет попытка целостного осмысления адыгской истории. У нас появились уже разработки, позволяющие утверждать, что и научное сообщество адыгских историков определяется по отношению к модернизационной и цивилизационной парадигмам современного социально-исторического мышления [3]. Отмеченные подходы могут быть последовательно соотнесены как с современными потребностями наших народов в выборе перспектив своего дальнейшего развития, так и с объективным процессом разделения исторических альтернатив в нашем прошлом. Очень важно, что модернизационные и цивилизационные парадигмы, в отличие от формационной, исключают прямую экстраполяцию концептуальных схем общероссийского масштаба на историю наших народов. 

В контексте настоящего исследования цивилизационный подход позволяет отразить и осмыслить значимость социокультурных факторов в развитии политических отношений столь различных по социально-экономическим и политическим характеристикам обществ, как Россия, с одной стороны, адыги и другие народы Кавказа – с другой. Исторический материал свидетельствует, что в становлении русско-адыгских отношений, особенно на начальных этапах (XVI–XVII вв.) социокультурные факторы не столько препятствовали, сколько способствовали их развитию. Вместе с тем длительные, устойчивые политические отношения России с народами Кавказа приобрели для обеих сторон глубокое культурно-цивилизационное значение, не зависящее от тех или иных поворотов политической конъюнктуры.

Использование элементов модернизационного подхода также было продуктивно для решения задач, поставленных в монографическом исследовании. Например, модернизационный рывок Российского государства с начала XVIII столетия при сохранении «застойного» характера социально-экономических процессов у народов Северного Кавказа привел к резкому углублению стадиального разрыва между ними в уровнях социально-политического и культурного развития. Это во многом объясняет эволюцию Российской политики на Кавказе на протяжении XVIII в.

Неоценимую помощь автору исследования оказали важнейшие методологические положения, которые содержатся в фундаментальных работах отечественных историков, посвященных изучению комплекса проблем, раскрывающих становление Российского многонационального государства, а также отечественных кавказоведов, рассматривавших историю взаимоотношений многочисленных кавказских народов с Россией (от средневековья до нового времени). 

Научная новизна монографического исследования определяется тем, что в нем на основе привлечения широкого круга ранее известных и вновь вводимых в научный оборот источников впервые в отечественной историографии процесс установления прочных отношений Российского государства с народами Кавказа и формирования политической традиции их взаимовыгодного сотрудничества раскрывается на основе комплексного и систематического исследования факторов, форм и этапов развития русско-адыгского политического взаимодействия, игравшего в XVI–XVIII вв. важную роль в политике России на Кавказе. 

В результате проведенного исследования впервые: 

– историографический и источниковедческий аспекты проблемы подвергнуты специальному целостному анализу, что позволило подвести общие концептуальные итоги ее научного изучения;

– показано, что русско-адыгские отношения XVI–XVIII вв. представляли собой дальнейшее развитие глубокой исторической традиции их взаимных контактов, восходящей к эпохе Киевской Руси;

– раскрыта роль внешних факторов, прежде всего крымско-османской внешней угрозы как основной причины русско-адыгского сближения, и показано, что в ходе совместной борьбы против Крымского ханства, длившейся на протяжении двух с половиной столетий русско-кабардинские отношения фактически приобрели характер военно-политического союза;

– осуществлен специальный анализ политико-правового содержания документов, оформлявших двусторонние отношения, и его результаты, во-первых, не подтверждают положения о присоединении адыгов к Российскому государству уже в середине XVI в., а, во-вторых, не противоречат трактовке их взаимных отношений в исследуемый период как союзнических;

– установлено, что посредничество и политическое содействие Кабарды сыграли важную роль в налаживании взаимоотношений Российского государства с народами Северного Кавказа и Грузией;

– исследованы кабардино-ногайские и кабардино-калмыцкие отношения в XVI–XVIII вв. и обоснован вывод, что устойчивые связи пророссийско настроенной части кабардинской аристократии с представителями ногайской и калмыцкой знати создавали важный политический противовес османо-крымскому влиянию и помогали упрочить южные рубежи Российского государства и его позиции в кавказском регионе.

Полученные в данном исследовании результаты позволяют существенно развить и уточнить общую концепцию взаимоотношений Российского государства с народами Кавказа в период с середины XVI до последней четверти XVIII в. 

Практическая значимость проделанной работы заключается в том, что она вместе с аналогичными исследованиями позволит уделять должное внимание воспитанию российского патриотизма, в частности, путем смещения акцентов в исторической и художественной литературе, средствах массовой информации и, в целом, в духовной культуре нашего общества, с межнациональных конфликтов на позитивное взаимодействие народов и национально-культурного многообразия России. Объективная оценка событий прошлого крайне важна и для корректировки геополитических интересов Российской Федерации и проведении ее национальной политики на Кавказе.

Изложенные в монографическом исследовании общие и частные выводы, а также материалы, полученные в процессе разработки темы, в настоящее время вошли в широкий научный оборот и используются в отечественной науке. Они нашли отражение в монографиях автора: «Адыги: вехи истории» (Нальчик: Эльбрус, 1994. 11 п. л.); «Кабарда во взаимоотношениях России с Кавказом, Поволжьем и Крымским ханством» (Нальчик: Эльбрус, 1996. 21,5 п. л.); «Адыги и Россия (формы исторического взаимодействия)» (Москва: Поматур, 2000. 18 п. л.); учебном пособии «История Кабардино-Балкарии» (Нальчик: Эльбрус, 1995. Гл. 4, 5); в ряде лекционных курсов и спецсеминаров, которые в течение долгого времени ведутся автором на историческом факультете Кабардино-Балкарского государственного университета. 

Результаты исследования легли в основу соответствующих разделов, подготовленных к печати трехтомной «Истории Кабардино-Балкарии», «Адыгской энциклопедии», «Политической истории Кабарды (с древнейших времен до первой половины XIX в.), в которых соискатель – член авторского коллектива и руководитель определенных разделов. На основе монографического материала выпущены научно-популярные издания, подготовленные в соавторстве: «Сквозь столетия» (К дням Кабардино-Балкарии в Москве 11–15 октября 1995 г. Нальчик, 1995. 3 п. л.); «Кабардино-Балкарская Республика. Российская Федерация» (Дни Кабардино-Балкарской Республики в Москве 11–15 октября 1995 г. Нальчик, 1995. 3,5 п. л.); «Современная Кабардино-Балкария: проблемы общественной динамики, науки и образования» (Нальчик: Эль-Фа, 1996. 3 п. л.).

В дальнейшем результаты данного монографического исследования могут найти практическое применение:
1) при разработке широкого круга вопросов истории России;
2) истории народов Кавказа и Поволжья;
3) подготовке общей региональной «Истории народов Северного Кавказа»;
4) обобщающих трудов по истории Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии и Адыгеи»;
5) при подготовке учебных, научно-популярных и краеведческих изданий.

 


предыдущая
оглавление
следующая